Барто А.
Книжки под дождем.
Шумит над лагерем гроза, Гремит июльский гром. Вдруг без плаща, без картуза Вбегает мальчик в дом.
С него вода течёт рекой. Откуда он? Кто он такой?
— Постойте, дело не во мне! — Кричит этот чудак.— Промокли книжки на спине! Спасайте мой рюкзак!
Промокли сказки, том второй. «Кот в сапогах» совсем сырой!
— Чудак, с тебя течёт вода! Ты объясни нам, кто ты? — А он твердит: — Беда! Беда! Сырые переплёты!
Я из колхоза «Большевик», Меня зовут Алёша. В овраге дождь меня настиг, А я же книгоноша.—
Он трёт промокший переплёт, Он дышит на обложку.— Я пережду, гроза пройдёт — И снова в путь-дорожку.
Теперь почтительно, па «вы», С ним говорят ребята: — Вы мокрый с ног до головы, Зачем спешить куда-то? —
Девчонки, несколько подруг, Приносят доску и утюг: — Сейчас мы всё уладим — Обложки мы прогладим.
Промокли сказки, том второй! «Кот в сапогах» совсем сырой, Как будто был под душем. Сейчас его просушим!
И вам рубашку заодно Сейчас прогладит Варя. — Да я просох давным-давно! Их уверяет парень.
В одну минуту на своём Девчонки настояли — Сидит Алёша за столом И сохнет в одеяле.
Но вот проглажен переплёт, За ним другой и третий. И летний дождь уже не льёт, И в окна солнце светит.
Повеселело всё кругом, И высох «Кот» под утюгом. Надев рубашку и рюкзак, Сказал Алёша:— Значит, так — Спасибо за заботы! — А все в ответ: — Ну что ты!
Кричат девчонки: — Добрый путь, Ты загляни к нам как-нибудь!
Смеётся он: — Привет пока! Приду, когда промокну! — И, провожая паренька, Весь лагерь смотрит в окна.
Брюсов В.
Библиотеки.
Власть, времени сильней, затаена В рядах страниц, на полках библиотек: Пылая факелом во мгле, она Порой язвит, как ядовитый дротик.
В былых столетьях чей-то ум зажег Сверканье,—и оно доныне светит! Иль жилы тетивы напрячь возмог,— И в ту же цель стрела поныне метит!
Мы дышим светом отжитых веков, Вскрывающих пред нами даль дороги, Повсюду отблеск вдохновенных слов,— То солнце дня, то месяц сребророгий!
Но нам дороже золотой колчан Певучих стрел, завещанный в страницах, Оружие для всех времен и стран, На всех путях, на всех земных границах.
Во мгле, куда суд жизни не достиг, Где тени лжи извилисты и зыбки,— Там дротик мстительный бессмертных книг, Веками изощрен, бьет без ошибки.
1917 |
Брюсов В.
Книга.
Сцепень белых параллелограммов В черных черточках — в свое жерло Тянет Аустерлнцев и Ваграмов Бури вплоть до вихря Ватерло.
В дуги лампы (двадцать пять амперов!), Над столом,— воспоминаньем влей Мысли тысячи великих, перов В царстве знанья, духа королей.
Но и мысли что? — сухие зерна Пламени, что древле озарил Чей-то сои над сваями, в озерной Хате, ночь под черепом горилл.
В круге книг мудрец и росомаха, Чуткая к добыче, па суку. От амеб до Рикксрта и Маха Все века земли — в одну строгу!
Если мыслят там, за гранью далей, Семь значков внесется в ту скрижаль, Все, чем жили мы, чего мы ждали, Чтоб и пас вселенной было жаль.
17 мая 1922
М. Кузмину О пожелтевшие листы В стенах вечерних библиотек, Когда раздумья так чисты, А пыль пьянее, чем наркотик!
Мне нынче труден мой урок. Куда от странной грезы деться? Я отыскал сейчас цветок В процессе древнем Жиль де Реца.
Изрезан сетью бледных жил, Сухой, но тайно благовонный... Его, наверно, положил Сюда какой-нибудь влюбленный.
Еще от алых женских губ Его пылали жарко щеки, Но взор очей уже был туп И мысли холодно жестоки.
И, верно, дьявольская страсть В душе вставала, словно пенье, Что дар любви, цветок, увясть Был брошен в книге преступленья.
И после, там, в тени аркад, В великолепье ночи дивной Кого заметил тусклый взгляд, Чей крик послышался призывный?
Так много тайн хранит любовь, Так мучат старые гробницы! Мне ясно кажется, что кровь Пятнает многие страницы.
И терн сопутствует венцу, И бремя жизни —злое бремя... Но что до этого чтецу, Неутомимому, как время!
Мои мечты... они чисты, А ты, убийца дальний, кто ты?! О пожелтевшие листы, Шагреневые переплеты!
Михалков С.
Как бы жили мы без книги.
Мы дружны с печатным словом, Если б не было его, Ни о старом, ни о новом Мы не знали б ничего!
Ты представь себе на миг, Как бы жили мы без книг? Что бы делал ученик, Если не было бы книг, Если б все исчезло разом, Что писалось для детей: От волшебных добрых сказок До веселых повестей?..
Ты хотел развеять скуку, На вопрос найти ответ. Протянул за книжкой руку, А ее на полке нет!
Нет твоей любимой книжки — «Чиполлино», например, И сбежали, как мальчишки, Робинзон и Гулливер.
Нет, нельзя себе представить, Чтоб такой момент возник И тебя могли оставить Все герои детских книг.
От бесстрашного Гавроша До Тимура и до Кроша — Сколько их, друзей ребят, Тех, что нам добра хотят!
Книге смелой, книге честной, Пусть немного в ней страниц, В целом мире, как известно, Нет и не было границ.
Ей открыты все дороги, И на всех материках Говорит она на многих Самых разных языках.
И она в любые страны Через все века пройдет, Как великие романы «Тихий Дон» и «Дон Кихот»!
Михалков С.
Калеки в библиотеке.
Открыт в библиотеке Больничный книжный зал. Какие тут калеки!.. Ах, кто бы только знал! Лежат они, бедняги, На полках вдоль стены, И в шелесте бумаги Их жалобы слышны:
— Вчера мои страницы Листал один студент: Мне вырезал таблицы Какой-то инструмент! Была я четверть века Читателям верна, А без таблиц — калека, Кому теперь нужна?!
— Я жертва аспиранта! — Печальный слышен стон, - В науку без таланта Решил прорваться он; Сначала он по строчкам Меня переписал, Потом, поставив точку, Вдруг взял и искромсал! Немало диссертаций, Что у меня в долгу.... Но жить без иллюстраций Я просто не смогу...
— А мне как быть, соседка? Вздохнул тяжелый Том. — Я выдавался редко, Да и не всем притом! Недавно в зал читальный Пришел один доцент. Он предъявил нахально Чужой абонемент! Я выдан был нахалу — Он взял меня, как зверь... А что со мною стало, Вы видите теперь...
Раскрылся Том старинный (Он, к счастью, был спасен!). И страшною картиной Был каждый потрясен: Под стать татуировке, С полей его страниц Глядели зарисовки: И женские головки, И клювы разных птиц...
Стоят в библиотеке На полках вдоль стены Те книги, что навеки Людьми оскорблены. Не теми, что над книгой Задумчиво сидят, А теми, что на книгу Как хищники глядят.
Ни должностью, ни званьем Ни тем и ни другим Ни на одном собранье Не оправдаться им!
Михалков С.
Песенка юных читателей.
В каждом доме, в каждой хате - В городах и на селе — Начинающий читатель Держит книгу на столе. Мы дружны с печатным словом. Если б не было его, Ни о старом, ни о новом Мы не знали б ничего!
Наша книга детская — Детская, советская, Смелая и честная — Верный друг ребят! Книгу, всем понятную, Умную, занятную, Мальчики и девочки — Все читать хотят!
Даже маленький ребёнок, Не умеющий читать, Только выйдет из пелёнок Просит книжку показать. В день рождения подарок Хочешь другу подарить — Принеси ему Гайдара, Будет век благодарить!
Книги дружат с детворою, Книгу ценит пионер, И любимые герои Для него всегда пример! Книг заветные страницы Помогают людям жить, И работать, и учиться, И Отчизной дорожить.
Наша книга детская — Детская, советская, Смелая и честная — Верный друг ребят! Книгу, всем понятную, Умную, занятную, Мальчики и девочки — Все читать хотят!
Светлов М.
Книга.
Безмолвствует черный обхват переплета, Страницы тесней обнялись в корешке, И книга недвижна. Но книге охота Прильнуть к человеческой теплой руке.
Небрежно рассказ недочитанный кинут, Хозяин ушел и повесил замок. Сегодня он отдал последний полтинник За краткую встречу с героем Зоро.
Он сядет на лучший из третьего места, Ему одному предназначенный стул, Смотреть, как Зоро похищает невесту, В запретном саду раздирая листву.
Двенадцать сержантов и десять капралов Его окружают, но маска бежит, И вот уж на лошади мчится по скалам, И в публику сыплется пыль от копыт.
И вот на скале, где над пропастью выгиб, Бесстрашный Зоро повстречался с врагом.. Ну, разве покажет убогая книга Такой полновесный удар кулаком?
Безмолвствует черный обхват переплета, Страницы тесней обнялись в корешке, И книга недвижна. Но книге охота Прильнуть к человеческой теплой руке.
1925
О книге.
И в ночном, и за стадом Была книга со мной: С кнутовищами рядом И пастушьей сумой.
И ко мне приходили С этих серых страниц Знаменитые были От далеких границ.
За околицей, лугом Проносились порой То полярная вьюга, То тропический зной.
И за школьною партой Отстающих ребят Уводил я по карте, Как внимательный брат.
Я скажу не напрасно — Это дети поймут: Книга — друг, И не раз нам Обращаться к нему.
Разъяснит и поможет, За собой уведет, Но потребует тоже И любви, и забот...
1928 Цветаева М.
Книги в красном переплете.
Из рая детского житья Вы мне привет прощальный шлете, Неизменившие друзья В потертом, красном переплете. Чуть легкий выучен урок, Бегу тотчас же к вам, бывало. — Уж поздно! — Мама, десять строк!..— Но, к счастью, мама забывала. Дрожат на люстрах огоньки... Как хорошо за книгой дома! Под Грига, Шумана и Кюи Я узнавала судьбы Тома. Темнеет... В воздухе свежо... Том в счастье с Бэкки полон веры. Вот с факелом Индеец Джо Блуждает в сумраке пещеры... Кладбище... Вещий крик совы... (Мне страшно!) Вот летит чрез кочки Приемыш чопорной вдовы, Как Диоген, живущий в бочке. Светлее солнца тронный зал, Над стройным мальчиком — корона... Вдруг — нищий! Боже! Он сказал: «Позвольте, я наследник трона!» Ушел во тьму, кто в ней возник, Британии печальны судьбы... — О, почему средь красных книг Опять за лампой не уснуть бы? О, золотые времена. Где взор смелей и сердце чище! О, золотые имена: Гек Финн, Том Сойер, Принц и Нищий!
1908-1910
Черный С.
Книги.
Есть бездонный ящик мира— От Гомера вплоть до нас. Чтоб узнать хотя б Шекспира, Надо год для умных глаз. Как осилить этот ящик? Лишних книг он не хранит. Но ведь мы сейчас читаем всех, кто будет позабыт. Каждый день выходят книга: Драмы, повести, стихи— Напомаженные миги Из житейской .чепухи. Урываем на одежде, расстаемся с табаком И любуемся на полке каждым новым корешком. Пыль грязнит пуды бумаги. Книги жмутся н растут. Вот они, антропофаги Человеческих минут! Заполняют коридоры, спальни, сени, чердаки, Подоконники, и стулья, и столы, и сундуки. Из двухсот нужна одна лишь- Перероешь, не найдешь, И на полки грузно свалишь Драгоценное и ложь. Мирно тлеющая каша фраз, заглавий и имен: Резонерство, смех н глупость, нудный случай, яркий стон. Ах, от чтенья сих консервов Горе нашим головам! Не хватает бедных нервов, И чутье трещит по швам. Переполненная память топит мысли в вихре слов... Даже критики устали разбирать пуды узлов. Всю читательскую лигу Опросите: кто сейчас Перечитывает книгу, Как когда-то... много раз? Перечтите, если сотни быстрой очереди ждут! Написали — значит, надо. Уважайте всякий труд! Можно ль в тысячном гареме Всех красавиц полюбить? Нет, нельзя. Зато со всеми Можно мило пошалить. Кто «Онегина» сегодня прочитает наизусть? Рукавишников торопит «том двадцатый». Смех и грусть! Кто меня за эти строки Митрофаном назовет, Понял соль их так глубоко Как хотел бы... кашалот. Нам легко... Что будет дальше? Будут вместо городов Неразрезанною массой мокнуть штабели томов. 1910 |
Источник |
Комментариев нет:
Отправить комментарий